Отправлено: 17.09.10 08:15. Заголовок: День рождения Штирлица....

Выдержки из одного из самых моих любимых рассказов......
Скрытый текст

Глава 4 В бункере Гитлера В бункере Гитлера уже третий час длилось совещание. За круглым дубовым столом восседали высшие офицеры Рейха. Под портретом великого Фюрера сидел сам великий Фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал внимания. Обсуждалось два вопроса: почему немецкие войска потерпели поражение на Курской дуге, и как бы напроситься к Штирлицу на день рождения. – Мало танков, – гундосил Гиммлер. "А в штабе много идиотов", – думал всезнающий Мюллер. – Мало самолетов… Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся, высморкался в зеленый носовой платок и прохрипел: – Господа! На Курской дуге мы потерпели поражение вовсе не из-за того, что было мало танков и самолетов, которых у нас, слава богу, хватает, а из-за наглости русских партизан. Командующему немецкими войсками на Курской дуге генерал-фельдмаршалу фон Клюге они подложили, извиняюсь, на сидение, ежика… Все оживились. – Да, да, господа! Русского ежика! Вследствие этого командующий упал со стула и получил ранение. И без мудрого руководства немецкие солдаты, – генерал вытер слезу, – не знали, куда стрелять. Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его приказу фон Клюге подложили ежика. Шутка удалась. – Так, – сказал Гитлер. Воцарилась тишина. "Почему я импотент?" – горько подумал Фюрер. Через несколько секунд умному Геббельсу случайно пришла в голову мысль. – Надо уничтожить партизан, и мы захватим Россию. – Не проще ли уничтожить ежиков? – предложил Гиммлер. – Так, – сказал Гитлер. Все снова замолчали. "Ну почему же я импотент", – страдал великий Фюрер. – Надо вывести всех ежиков из России, – глубокомысленно сказал Геринг. – И тогда в России нарушится биологическое равновесие, – подхватил Гиммлер, – и партизаны перемрут с голоду. – Гениально! – восхитился подхалим Шелленберг. – И мы тогда покажем русским еще одну Курскую дугу и еще один Сталинград. – Гениально! – орал Шелленберг. – Так. Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной Бормана и похлопал его по потной лысине. "Господи! Ну, почему же я импотент? Почему не он, не Геббельс, а именно я?" И Фюрер пошел к Еве Браун. Все проводили его сочувствующими взглядами. Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился. – Предлагаю закодировать операцию словом «Игельс», – предложил Геббельс. – Я – за, – сказал Мюллер, которому было все равно. – Шелленберг, – попросил Гиммлер, – доставайте. Шелленберг достал из-за пазухи бутылку армянского коньяка и разлил в рюмочки. Хватило на всех, а то, что осталось, Шелленберг вылил себе в рот. – Предлагаю выпить за операцию "Игельс"! Дверь со скрипом отворилась, и в комнату ворвался Штирлиц. Все тут же сели. Штирлиц услышал только несколько последних слов. "Скрывают", – подумал он и решил сделать вид, что он зашел просто так. Штирлиц подошел к сейфу, достал отмычки и в гробовой тишине вскрыл его. Он копался минут пять, но ничего нового не нашел. "Бездельники", – подумал Штирлиц и с шумом захлопнул дверцу. – Товарищ Штирлиц, – послышался осторожный голос Геринга, у которого недавно пропала половина доклада Фюреру, а вторая половина оказалась сильно испачканной, – когда берете документики из сейфа, возвращайте обратно и не пачкайте, пожалуйста. – Нужны мне ваши документы, – обиделся Штирлиц, – у меня своих хватает. Он подошел к столу, отнял у Геббельса рюмку и провозгласил: – За моего любимого Фюрера! С недовольными лицами все выпили. Обделенный Геббельс обиженно посопел, достал бутылку шнапса и отхлебнул прямо из горлышка. – Хайль! – и Штирлиц вышел. От шнапса Геббельса передернуло так, что он подумал: "Яка гарна горилка!" – На чем мы остановились? – спросил он, вытирая рот рукавом мундира. – На операции «Игельс», – сказал Шелленберг. Дверь снова внезапно приотворилась, и в нее просунулась довольная физиономия Штирлица. – Да, господа, я, когда вошел, забыл поздороваться! – Здравствуй, здравствуй, – сказал вежливый Мюллер. Штирлиц еще раз закрыл дверь и ушел. Подслушивать под дверью он считал ниже своего достоинства. Гиммлер встал, обошел стол и выглянул за дверь. Убедившись, что Штирлица поблизости нет, он оглядел своих соратников и, прищурившись, спросил: – Кстати, господа, о Штирлице: как бы нам попасть к нему на день рождения? – Предлагаю на халяву, – сказал Геббельс, – заодно и подарок покупать не надо. Гиммлер взял из хрустальной вазы большое красное яблоко, с хрустом откусил половину, и, жуя, сказал: – У меня на складе завалялся маленький списанный бронетранспортерчик человек на десять-двенадцать… Поедем на нем, а потом подарим Штирлицу… Все равно выбрасывать. Все потянулись за яблоками. – А как назад? – спросил Геринг. – Назад нас отвезут. Они еще немного посплетничали, Борман похвалился новой секретаршей. Разговор зашел о женщинах, перекинулся на французскую порнографию, а потом у каждого нашлись свои дела. Глава 6 День рождения Штирлица Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал Первого Мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году, в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка Рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Карла Маркса на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить не смог. Секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену. Один только добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Штирлицу подшивку французской порнографии за 1917 год. Все было бы ничего, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили Штирлицу всю квартиру. Штирлицу не было жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей. Стол поставили буквой «Ш». Довольный Штирлиц щедро раздавал указания и, хотя его никто не слушал, чувствовал себя большим начальником. Агентура пастора Шлага, одетая в белые переднички, хлопотала на кухне, накрывала на стол, с восторгом ловила каждое слово господина штандартенфюрера. Английский агент, загримированный под женщину и тоже в белом передничке, кропотливо маскировал по углам микрофоны. Сердце его пело. Он, наконец-то, вышел на самого Штирлица. Автобус с женщинами приехал всего три часа назад. Любопытные женские лица выглядывали из окон автобуса на вышедшего им навстречу Штирлица. Он был в халате, распахнутом на волосатой груди. На его голове была натянута сеточка. Зачем, Штирлиц не знал, но он видел точно такую же у Шелленберга. Сегодня Штирлиц снова принимал ванну. Пастор Шлаг вылез из кабины и отдал честь. – Сколько? – спросил Штирлиц, бросая быстрый взгляд на автобус. – Двадцать одна. – Очко, – порадовался Штирлиц. – Двадцать проверенных агентов и одна новенькая, – сказал пастор Шлаг, розовощеко улыбаясь. – Командуйте, – разрешил Штирлиц. Пастор Шлаг набрал полную грудь воздуха и препротивным голосом заорал: – В одну шеренгу становись! – Становись, становись… – отозвалось эхо, и в кустах что-то зашуршало. Женщины, хихикая и переговариваясь, вылезли из автобуса, и через двадцать минут пастору удалось их построить. Штирлиц принял боевой вид и сказал: – На первый второй рассчитайсь! Первые номера – на кухню, вторые – накрывать на стол. Женщины сновали туда-сюда, а Штирлиц и пастор Шлаг играли в подкидного дурака на щелбаны. Когда все было накрыто, Штирлиц сел во главе стола, а пастор Шлаг оправил белую манишку и поднял бокал шампанского. Внезапно во дворе заурчал мотор. Штирлиц посмотрел в окно. Из подъехавшего бронетранспортера вылезал Борман. Дача была оцеплена эсэсовцами. Эсэсовцы сидели на всех деревьях, в кустах, на крыше и в других интересных местах. Практичный Шелленберг хотел застичь Штирлица врасплох и еще за неделю велел окружить дачу. Из бронетранспортера выползли Гиммлер и Геббельс, и Штирлиц смачно плюнул на только что вымытый пол. Гиммлер, уже порядком набравшийся (по дороге они заехали в женский концлагерь, и комендант угостил их наливочкой), убеждал Геббельса, что Штирлицу будет в три раза приятней, если бронетранспортер заедет прямо в дом. Штирлиц умел сдерживать свои чувства. – Заразы!!! Он схватил бутылку шампанского и метнул в сервант. Посыпались осколки. – Я тоже не люблю шампанское, – сказал подошедший Мюллер. Офицеры весело рассаживались за столом, обнимая прихожанок пастора Шлага, Борман потянулся за гусем с яблоками и опрокинул канистру с квасом. Мюллер преподнес Штирлицу букет красных роз. – Предлагаю, – заорал Геббельс, – выпить за истинного патриота Рейха, штандартенфюрера СС фон Штирлица. – Хайль Штирлиц! – закричали гости. Мрачный Штирлиц один за другим кушал из большого серебряного блюда пельмени. Шелленберг привстал, потянулся за куском торта, Борман подложил ему большую кнопку. Шелленберг подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Гиммлера трехлитровую банку с майонезом. Нерастерявшийся Гиммлер, не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Герингу. Тот опрокинулся вместе с креслом. Штирлиц наливал Мюллеру очередную стопку коньяка. Опрокинутый Геринг подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Геббельса, который произносил тост, и приподнял его над столом. Геббельс, ничего не понимая, закричал "На помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха. Мюллер наливал Штирлицу очередную стопку коньяка. Геббельс, угодивший лицом в блюдо с карпами, пытался доказать ничего не понимающим рыбам превосходство арийской расы над всеми другими и агитировал записываться в "Гитлерюгенд". Укушавшийся адъютант Гиммлера по имени Фриц, шатаясь, подошел к Штирлицу и стал поздравлять его с днем рождения. – Я восхищаюсь вами, господин штандартенфюрер! Вы – мой идеал контрразведчика! Они выпили на брудершафт. Мюллер, которому понравилась сидящая рядом блондинка, посмотрел на часы и сказал: – По-моему, нам пора спать. Гиммлер встал и покачал перед носом Штирлица указательным пальцем: – А все-таки, Штирлиц, вы бо-ольшая свинья, пытались от нас скрыться на даче… – Извинитесь! – возмутился адъютант Фриц и влепил Гиммлеру пощечину. – Извините меня, Штирлиц, – сказал Гиммлер. Пьяный Борман обходил стол и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Английский агент спрятался от Бормана под столом. Не солоно хлебавши, Борман сел рядом с пастором Шлагом. – Б-борман, – сказал Борман, протягивая потную ладонь. Они познакомились и выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре пастор Шлаг, подтягивая в терцию с Борманом, запел: – От Москвы до Британских морей… Вольф, Холтофф и фон Шварцкопфман затеяли преферанс. Пулю писали мелом на полу. Фон Шварцкопфман проигрывал и ругался. Вокруг них столпилось большинство женщин, они с азартом наблюдали за игрой и подсказывали незадачливому фон Шварцкопфману. Гиммлеру стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив английского агента. Штирлиц вспомнил, что сегодня у него день рождения. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен. "Их бы собрать всех гадов где-нибудь… Только не на моей даче… И запалить фитиль у ящика с динамитом…" – устало подумал Штирлиц. Он плюнул в Геринга, прихватил с собой бутылку портвейна и направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума. Из-под стола вылез английский агент и по-пластунски пополз в том же направлении. Туалет Штирлица был отделан югославским кафелем. Рядом с бассейном стоял голубой финский унитаз. Штирлиц присел, подпер щеку кулаком и задумался, глядя на репродукцию картины Левитана "Русская осень". Штирлицу вспомнилась родная деревня, стог сена, девушка с родинкой на левой груди. "Черт возьми, – подумал Штирлиц, – кругом одни жиды!" И тут ему пришла в голову мысль поздравить Центр со своим днем рождения. Штирлиц попытался вспомнить, куда он прошлый раз засунул рацию. Ни под умывальником, ни в бачке он ее не нашел. Зато в самом унитазе обнаружил нечто похожее. По крайней мере, это нечто было со знаком качества. "Феликсу от Юстаса. Совершенно секретно, – передавал Штирлиц открытым текстом. – Поздравляю со своим днем рождения, желаю счастья в труде и в личной жизни. Юстас." Центр не отвечал. "Заснули они там что ли?" – подумал Штирлиц и повторил сообщение. Было похоже, что в Центре уже отметили день рождения, надрались и спят. Штирлиц огорчился, что там надрались без него. И выключил рацию. "Понавешали тут!" – он дернул за веревочку, бачок заурчал. Английский агент за дверью сменил кассету. Неудовлетворенный Штирлиц пнул дверь ногой, дверь ударила агента по носу, и Штирлиц, забыв бутылку портвейна, пошел к столу. Агент, потирая распухший нос, вошел в туалет. "Где он прячет рацию?" Агент стал искать и сразу нашел бутылку портвейна. Борман, напоив пастора Шлага так, что тот упал под стол, привязал его шнурки к ножке стола и, потирая руки, по привычке пошел в туалет. В туалете английский агент пил портвейн. – П-пардон, мадам, – сказал Борман, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М". "У Штирлица перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка «М». Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?" Задумчивый Борман взвесил все «за» и «против», загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад. – Люблю порядок, – сказал он вслух и вошел в другую дверь. Раздался визг, и Борман вышел с отпечатком ладони на правой щеке. "Левша, – подумал Борман, – ничего не понимаю!" И обиженный Борман пошел в сад. В зале все уже спали. Генерал фон Шварцкопфман во сне бормотал: "Шесть пикей – «Сталинград». Куда вы с бубями, ваши не лезут…" И только Штирлиц сидел в углу и при свете торшера читал Есенина. – Нет, не могу я видеть вас – Так говорил я в самом деле, И не один, а сотню раз, – А вы – и верить не хотели…